"Санитарный конвой"
В обще-то я не любитель криминальных романов, но историю, которую я собираюсь рассказать, вполне можно отнести к этому жанру. И хотя виновным удалось избежать «заслуженного» наказания, но полученный урок они усвоили надолго. Но обо всём по порядку!
Весной 1963 года, примерно через год после начала моей работы зоотехником-селекционером, а затем главным специалистом в одном из совхозов Смоленской области, мне пришлось принять участие в одной «операции», которую с юридической точки зрения вряд ли можно считать абсолютно законной. Поэтому я решил дать ей кодовое название «Санитарный конвой».
В одном из рассказов, опубликованных ранее («Бубенчик, Брусничка и милиция»), речь уже шла речь о глобальном сельскохозяйственном эксперименте, получившем в народе название «Кукуруза». Тогда по инициативе бывшего первогого секретаря ЦК КПСС Н.С.Хрущёва лучшие плодородные земли во многих районах России, в т. ч. и в Смоленской области, были засеяны кукурузой. В результате на полях, покрытых прежде густым зелёным ковром клевера, а также другими традиционными для области кормовыми культурами - викой, горохом, соей и т. п - взошли одинокие чахлые кустики кукурузы, которые в условиях дождливого смоленского лета едва достигали высоты 15-20 см.
В общем, кукуруза в области в 1962 году не уродилась, и животноводство осталось без кормов. Особенно тяжёлыми для животных были последствия «кукурузного бума» в осенне-зимний и ранневесенний периоды. Широкое распространение получили различные эпидемии и инфекционные болезни, особенно, среди молодняка - телят и поросят .
Чтобы избежать падежа ослабленных и истощённых животных, нужно было успеть доставить их ещё живыми на ближайшие мясокомбинаты. Для этой цели совхозам и колхозам области вышестоящими инстанциями спускался строгий график сдачи так называемого «санитарного брака», т.е. животных, здоровье которых оставляло желать, мягко говоря, лучшего, а упитанность была значительно ниже средней. Никаких перспектив к изменению этой ситуации в лучшую сторону уже не предвиделось
До ближайшего от нас мясокомбината, который находился в городе Вязьма, было около 130 км. Для современного транспорта это, конечно, не проблема. Но преодоление этого расстояния на нашем совхозном транспорте в условиях наступившей весенней распутицы и практического отсутствия в районе нормальных дорог, было не таким уже простым делом. Но другого выхода у нас не было.
В назначенный срок в совхозе был сформирован «конвой», состоявший из шести видавших виды грузовых ЗИЛ-ов и ГАЗ-ов, кабины которых из-за частичного отсутствия стекол были забиты кусками фанеры. Кузова, приспособленные для перевозки пассажиров, были закрыты высокими брезентовыми тентами. В эти машины работники совхозных свиноферм загрузили несколько сот свиней и поросят, которых уже давно нечем было кормить. В первой машине место рядом с шофёром занял я – с папкой необходимых ветеринарных документов и бланками командировочных удостоверений. В остальных машинах рядом с шоферами тоже сидели сопровождающие: управляющий одного из отделений совхоза Матвеич и четверо рабочих. Все машины соединили между собой буксирными тросами, впереди поставили старый гусеничный трактор ДТ- 54, и вечером, в конце рабочего дня, «конвой» тронулся в путь.
Дорога в холодную весеннюю ночь, большую часть времени под проливным дождём, методично стучавшим по крышам наших машин и заливавшим мутными струями воды лобовые стекла, была не особенно весёлой. Каждые два часа машины останавливались, и сопровождавшие «груз» рабочие, вооружённые фонариками, залезали в кузова машин, чтобы проверить состояние животных... Как и ожидалось, «транспортный стресс» удалось пережить далеко не всем из них.
На рассвете натужно рычащий и двигающийся рывками по сложной траектории наш ДТ-54, гусеницы которого иногда полностью скрывались в дорожной каше из снега и грязи, подтащил буксируемые машины к Минскому шоссе. Оттуда мы уже без проблем, уставшие от бессонной ночи, добрались, наконец, до Вяземского мясокомбината.
Голодный и полузамерзший, но, тем не менее, счастливый, что мы всё-таки добрались до цели, я бросился к приёмщику, вытаскивая из папки требуемые в этом случае документы. Однако вместо приветствия и обычной шутки: «Ну что, опять привёз своих «рысистых» (намёк на то, что свиньи с подтянутыми от голода животами были похожи на беговых лошадей или гончих собак), он с суровым лицом и голосом диктора, сообщающего о катастрофе, заявил, что с сегодняшнего дня приём «санбрака» на мясокомбинате категорически запрещён.»
-«Почему? Кем?» - в ужасе закричал я.
-«Директором», - сухо отрезал приёмщик.
Не дослушав его объяснений, я помчался в контору мясокомбината, и не обращая внимания на сидевшую в приёмной секретаршу, пулей влетел в кабинет директора. На мой вопрос, почёму приёмщик отказывается принимать привезённых строго по графику животных, директор взял с рабочего стола какую-то бумагу и молча протянул её мне. Это был бланк телеграммы с красной надписью сверху: «Правительственная», которая была адресована руководителям всех мясоперерабатывающих предприятий области. Текст её был примерно следующим: «С сегодняшнего дня категорически запрещаю всем мясокомбинатам приём некондиционных по упитанности животных, а также «санбрака», так как этим наносится непоправимый ущерб народному хозяйству и развитию животноводства области. Виновные будут привлекаться к строгой партийной и уголовной ответственности.
Подпись: 1-й секретарь Смоленского обкома КПСС Н.И.Калмык».
Увидев, что я прочитал текст телеграммы, директор выразительно поднял глаза к потолку, а затем театрально развёл руками, демонстрируя своё бессилие и невозможность что-либо изменить. Ему легко – подумал я - он просто выполняет приказ, А что делать мне?! Это ведь ужасная несправедливость! Разве мы виноваты в отсутствии кормов? Многие из директоров и специалистов, протестовавших против посева кукурузы вместо традиционных кормовых культур, лишились своих должностей и были даже исключены из партии. Их обвинили в «близорукости, консерватизме
и политической незрелости».
Легко можно было представить себе, какие катастрофические последствия будет иметь распоряжение о запрете сдачи некондиционных животных?! Кормить и лечить их нечем. Тысячи животных просто погибнут. А ведь их всё же можно как-то использовать - если не в пищу, то для производства другой полезной продукции: различных кормов и препаратов, пищевых добавок, мясо-костной муки и т.п. Нет, это какое-то вредительство, и с этим нужно бороться!
Первое, что я решил сделать, это связаться с нашим Гжатским
с.-х. управлением, чтобы информировать его руководство о происходящем. Тогда ещё, к сожалению, не было смартфонов и хэнди, и для междугородних переговоров служили телефонные будки городской почты. Туда я вместе с нашим управляющим немедленно
и отправился.
Начальник Гжатского управления внимательно выслушал меня и на какое-то время задумался. После чего он высказался в том смысле, что на расстоянии он ничем мне помочь не может, и я должен попытаться найти выход из создавшейся ситуации на месте. Дипломатичный совет только ещё больше разозлил меня, и я в отчаянии решился позвонить самому(!) 1-му секретарю Смоленского обкома КПСС Н.И.Калмыку, подписавшему злополучную телеграмму.
Телефонистка быстро соединила меня с нужным кабинетом. Трубку в приёмной взял помощник, которому я постарался объяснить, в чём состоит суть проблемы. «Николай Иосифович сейчас в командировке, - выслушав мои объяснения, ответил помощник. - Может быть, Вас соединить со вторым секретарём обкома.»
- «Да, пожалуйста!»
Второй секретарь тоже оказался недосягаем. Мне предложили поговорить с секретарём обкома по сельскому хозяйству. Тот был на месте и я, не очень выбирая от возмущения и усталости слова, с ходу выложил ему своё видение создавшейся ситуации: «Это преступление, то, что происходит. Ведь все животные погибнут, их нельзя вести обратно. Кто за всё это будет отвечать?»
Секретарь выслушал меня молча, не перебивая. Когда я остановился, чтобы перевести дух, он вежливо спросил:
- Простите, а с кем я говорю? Представьтесь, пожалуйста.
- Я главный зоотехник совхоза «N» Тёмкинского района, такой-то.
- Ну что же, всё ясно - внезапно изменившимся голосом произнёс секретарь обкома. - Вот что я тебе скажу. Забирай своих дохляков и немедленно возвращайся домой. Завтра в отношении тебя и твоего директора будет приказ по области. Ответите за всё!
В трубке раздались короткие гудки, напомнившие мне в этот момент почему-то спецсигнал милицейской машины. В памяти всплыли пророческие слова нашего директора Михаила Яковлевича – старого большевика, много повидавшего на своём веку, сказанные мне незадолго до этой злополучной поездки: «Если мы этот год проживём без тюрьмы, то можем уже больше ничего и нигде не бояться».
Потрясённый предчувствием неотвратимо надвигающейся беды, не замечая ничего вокруг, я вышел из телефонной будки. К реальности меня вернул наш управляющий Матвеич, подошедший ко мне с вопросом: «Ну как?»
- «Всё плохо, - ответил я, - приказывают возвращаться домой.»
Матвеич крякнул, задумался, зачем-то почесав себя за ухом. Потом неожиданно спросил, нет ли у меня какого-нибудь конвертика?
- Какого ешё конвертика? – не понимая, о чём он говорит, спросил я .
- Ну, этого, обычного - для письма.
- Это же почта. Если тебе нужен конверт для письма, то его можно купить здесь.
И я вновь погрузился в грустные мысли в поисках выхода из печальной ситуации, в которой мы оказались. Матвеич быстро вернулся назад с конвертом в руках и с вопросом, нет ли у меня случайно 3-х рублей.
- Ты что, выпить хочешь? – удивился я (в те времена бутылка водки стоила около 3-х рублей).
- Да нет, это для дела.
Я не стал дальше вдаваться в подробности и протянул ему требуемую купюру. Порывшись у себя в карманах, Матвеич тоже вытащил какие-то деньги и положил их вместе с моей трёшкой в конверт. Затем он предложил возвратиться к нашим машинам и людям, оставленным на мясокомбинате. Занятый своими мыслями, я послушно последовал за ним.
Вернувшись на мясокомбинат, Матвеич о чём-то поговорил с рабочими и водителями, а потом снова подошёл ко мне. В руках у него был тот же конверт, правда, как мне показалось, заметно потолстевший.
- Давай поищем приёмщика, - предложил он.
Ход мысли Матвеича стал для меня постепенно проясняться, но, тем не менее, я воспринимал всё происходящее словно во сне. Приёмщик, к счастью, оказался на месте в своей будке. Его лицо выражало скуку, так как поставок животных в этот день не было: близлежащие совхозы, предупреждённые с утра о запрете на сдачу «санбрака», от поездок на мясокомбинат предусмотрительно отказались.
В связи с этим приёмный пункт мясокомбината выглядел непривычно пустым. Мне показалось, что приёмщик вроде бы даже обрадовался, увидев нас. Мы подошли к нему, и Матвеич с виноватым выражением лица протянул ему наш конверт. Приёмщик взял конверт, мельком взглянул на его содержимое и небрежно сунул во внутренний карман пиджака. «Ну чего вы тут шатаетесь? – резко повернулся он к стоящим рядом нашим шоферам и рабочим. - Гоните быстро машины к весам, а потом к приёмной эстакаде и выгружайте, что вы там привезли. А то ведь рабочий день у меня скоро кончается!»
Затем он укоризненно и, как мне показалось, с некоторым триумфом посмотрел на меня и управляющего. Его взгляд, казалось, говорил нам: «Ну, вот то-то! Нет, чтобы сразу так! А то всех на ноги поставили! Нужен вам директор, горком, обком! Ну что за народ такой пошёл?! Институты все покончали, а жизни так и не научились. Простых вещей понять не могут!» Он презрительно ещё раз взглянул на нас, сокрушённо покачал головой и пошёл оформлять доставленный «груз»...
Страшно усталые, голодные и ещё не совсем веря, что всё так удачно закончилось, мы порожняком возвращались в свой совхоз.
У меня, кроме того, имелся ещё один повод, несмотря на все переживания, чувствовать себя почти счастливым. Дело в том, что, желая ещё раз продемонстрировать своё всесилие, приёмщик оказал нам огромную услугу. Взвесив привезенных нами свиней, - естественно, за исключением тех, которые уже не подавали признаков жизни (а их было немало), в приёмо-сдаточном акте он поставил то же число животных, какое было указано нами в документах об отправке. И хотя суммарный вес «конвоя» немного снизился, зато «павшие в пути» животные как бы «воскресли», не попав в страшную для нас рубрику «падёж», - любимую статью областных следователей и прокуроров…
Погода между тем наладилась, и хотя время близилось к вечеру, солнце ещё не зашло. Согретая его лучами дорога немного просохла, и мы надеялись к ночи быть дома. Самые разные мысли крутились у меня в голове. И постоянным рефреном среди них постоянно возвращались слова нашего провидца-директора Михаила Яковлевича, сказанные им накануне поездки. Но теперь они уже звучали уверенно и оптимистично.
Потсдам, октябрь 2017