Генри-Мартин Клемт Архив

ГЕНРИ-МАРТИН КЛЕМТ
родился 3 апреля 1960 года в Берлине, работает журналистом и фотожурналистом во  Франкфурте-на-Одере, женат, имеет двоих детей. Автор семи сборников стихов и многочисленных компактдисков, выпущенных совместно с Франком Фивегом и группой «Quijote».

 

 

 

 

 

СЕМЬ БЕРЛИНСКИХ ПЕСЕН
 
ПАНКОВ-ПЕСНЯ
                                        Вере и Иоганнесу

По другому пахли травы когда-то,
говорил отец: «Станем богаты.
Этот мир большой нашим будет,
и его не разрушат люди,
ведь доверие друг к другу всесильно,
   и знамена веют  
   красные и синие.»
 
И в автобусе желтом под крышей
я прижался к маме, а выше –
больше уличных фонарей,
к звездам ближе в ночной поре
плыли пó небу ангелы ясные,
   а знамена спали  
   синие и красные.
 
Миновало почти полвека...
Год из детства – бéлки на ветках.
Только краска сошла со скамеек.
Тратить время мы все умеем, 
но его не занять. Извечно –
   что же будет?
   Утро и вечер.
                              Niederschönhausen, Апрель 2013

                              (Перевод с немецкого Натальи Горбатюк)

ПЕСНЯ БЕЛОГО ОЗЕРА
                              Вере и Иоганнесу

Моя улица хмурится,
словно ей не везёт,
от шагов моих щурится,
будто знает им счёт,
бьёт наотмашь в пути,
и нельзя увернуться.
Только легче уйти,
чем назад вернуться.
 
Дом глядит полуслепо,
из окошек маня,
держит зá душу крепко,
как ребенка меня.
Плыл мой парус в ночи –
волны бьются и бьются...
Только легче уйти,
чем назад вернуться.
 
Тополей-исполинов
во дворе больше нет.
Как листвой тополиной
вы будили весь свет...
Что мне джунгли пройти –
не упасть, не согнуться!
Только легче уйти,
чем назад вернуться.
 
Керстин было тринадцать,
Мне –  двенадцать тогда,
и испуганно с танцев
убегала она.
Не спеши, погоди!
Страх и первое чувство.
Только легче уйти,
чем назад вернуться.
 
Мотоцикл проржавевший
я со свалки увёз,
ведь запреты, конечно ж,
не приемлел всерьёз,
был уверен почти,
что меня не коснутся.
Только легче уйти,
чем назад вернуться.
 
Если мама звала,
прибегал со двора,
обнимала всегда,
а бранила едва.
Можно ль всё повторить –
Стоит лишь оглянуться...
Только легче уйти,
чем назад вернуться.
 
Нужно ль все повторить,
если вдруг оглянуться...
Только легче уйти,
чем назад вернуться.
                                        Март 2013
                                        (Перевод с немецкого Натальи Горбатюк)

Песня Кёпеника
                              Иоганнесу и Вере
Пару скамеек на речке Вуле
облюбовали, на них зависа
весь вечер, уроки давно минули.
Чужих мы не гнали, но их и не звали.
 
Джинсы для нас с отворотами шились,
на туфлях высокие были танкетки,
это было всё, на что мы решились,
когда появлялись девчонки-кокетки.
 
Рок-группы гремели о дальних странах,
недостижимых, ярких, запретных,
что появлялись у нас в тайных планах,
мы пели о наших мечтах секретных.
 
 
Свет через окна не мог бы пробиться,
чтоб засветить наши скрытные встречи.
Знали дозволенного границы,
никто в нарушениях не был замечен.
 
Только оранжевые фонари,
доски-сиденья, площадка для танцев,
даже дыхание влажной жары
мы ощущали до кончиков пальцев.
 
Нам поцелуи дарили ночами
звёзды, не те, что хватают с небес,
те, что капоты чужих машин освещали
из бесконечной дали неизвестной.
 
Треск мотоцикла в лесу раздавался,
искры летели на узкие тропки.
В озере нагишом окунаться,
быть свободным, но не одиноким.
 
Кумирам своим мы во всём подражали,
не понимали опасности, риска.
Мы задержались – и нас задержали.
И как всегда, имена наши в списках.
 
Столько же лет, сколько зим пролетело
с птичьими стаями, много ли, мало,
только вернуться назад захотелось,
хоть нас давно уж судьба разбросала.
                                         (Перевод с немецкого Инессы Розенфельд)

Песня поездов
У меня имелся когда-то радиоприёмник.
Большущий, свой собственный.
Но у меня его тоже стащили.
Бездомный в Эркнере, 1982
В поездах на запасных путях
между лаем собачьим и воем волчьим
под железными крышами сон свой и страх
потерял я в холодные дымные ночи.
 
В поездах на запасных путях
плач был тьмой, стон был светом, казалось.
Не уехав, паломники мы были, в прах
рвались с тела одежды, душа не сорвалась.
 
В поездах на запасных путях
закоптились все окна, во время уставившись.
Наши фляги пустели, по кругу ходя.
Мы сойти не решались, уставшие.
 
В поездах на запасных путях
современность сквозила из всех дверей.
Кислых яблочек вкус – нам как в сладостях.
Вдруг – свободны пути – дан сигнал на заре.
 
Из вагонов на запасных путях
спрыгнули в ложь настоящих имён.
Знать бы хотел я, как звали их, тех,
кто провожал за вагоном вагон.
 
                                        (Перевод с немецкого Инессы Розенфельд)
 
БАЛЛАДА О ЧЁРТОВОМ КОЛЕСЕ
 
В электричке парнишка в кепчонке сидел,
говорил: «Карл Маркс – славный малый, но прост.»
И, смеясь, он мечтал о прорехе в стене.
Ты ж смеялся над ним, ведь стена, как утёс.
 
Только это ещё не свобода.
Только это ещё не свобода.
 
В Плантервальде музон, молодёжь, фонари.
И, вращаясь, взлетает над ним колесо.
И тому повезло, кто гулял до зари.
Но весь город поделен девичьем лицом.
 
Только это ещё не свобода.
Только это ещё не свобода.
 
Да, ты мог бы парнишку в кепчонке предать,
говоря перед зеркалом: «Это мой долг.»
Или граблями в Трептовском парке махать
так, чтоб треснул от рвенья вконец черенок.
 
Только это ещё не свобода.
Только это ещё не свобода.
 
Колесо в ожиданье качает гондолы,
и ноябрьский туман расстилая везде,
стонет город под весом немецкой истории –
сотни, тысячи губ – сотен, тысяч людей.
 
Только это ещё не свобода.
Только это ещё не свобода.
 
Штрассе имени Маркса. И это не шутка –
кельнер в кепочке пива налил от души.
Ты купил одну розу, подарил проститутке,
обещавшей тебе всю любовь за гроши.
 
Только это ещё не свобода.
Только это ещё не свобода.
 
Колесо, колесо... Уцелевший каркас.
Кельнер штази-доклад изучает... Грустны
запустелый, заброшенный Трептовский парк
и поблекшая зелень в тени у стены.
 
Только это ещё не свобода.
Но свобода...
                                                  Январь 2011
                                                  (Перевод с немецкого Натальи Горбатюк)
 
ПЕСНЯ СТРАНСТВИЙ
 
Ветер гонит меня по городу,
по кварталам, бульварам – вдаль.
Распахнёт ли окно её на лету,
Чтобы ночью её ещё раз увидал?
Не спугнуть бы свет в том окне ночном,
не нарушить игру теней.
Сам себя не пойму я, часами стою под окном,
если свет горит – кто же там с ней?
 
Ветер гонит меня по городу,
набережными, скверами.
Там следы на снегу, что в осень ведут –
то её следы, я в это верую.
На ступеньках сидела она со мной
этой осенью на речном берегу.
Уже в воздухе пахнет новой весной.
Всё скажу ей сейчас, что сказать не могу.
 
Ветер гонит меня по городу,
по кварталам, опять по кварталам.
Я соперника всякого изведу,
прогоню во что бы то ни стало.
Первый клевер кролик щиплет, не дремлет,
роется в ящиках нищий в саду.
Он с голубями свой ломоть разделит,
когда я, не дождавшись её, уйду.
 
Ветер гонит меня по городу
вереницей пустых площадей.
Летний дождь гладит их пустоту,
ночь сползает назад в русло Шпрее.
Там на башне ворочает стрелками
время вдаль или вспять, не пойму куда,
там музейными станут безделками,
где жила она, все дома города.
 
Ветер гонит меня по городу,
по проспектам, мостам, переходам.
Где покинувший меня мир я найду,
где он ждёт меня год за годом?
Эта красной стены сторона сырая –
что виднелась из низких окошек,
скрип половицы, горшок герани
на подоконнике в тесной прихожей.
 
Ветер гонит меня по городу,
Только ветер мне не догнать.
Годы падают лист к листу,
Полны знаков, что мне не понять.
В моей песне не слышно последних нот,
Что-то спуталось тут в моей памяти.
Иногда слышу – мама меня зовёт:
Как стемнеет, домой поскорей приходи.
 
                                        (Перевод с немецкого Инессы Розенфельд )
 
ПЕСНЯ О ТРИНАДЦАТОЙ КОМНАТЕ
 
Что скрывается за дверями,
если их коснуться руками?
Улиц наших воспоминания,
блеск волос твоих и сияние?
Ссоры даже без сожалений,
муки адские примирений?
Как от варварских непогод
крепла вера из года в год?
 
Почему ж  продолжаю опять
комнату номер тринадцать искать?
 
Мчались тени неуловимо,
но сливались вдруг воедино
у фонтанов в огнях неверных,
что тоскуют по нам, наверно.
У минувшего нет отсрочки –
что прошло, то прошло, и точка,
и быльём поросло – нет боле,
и погибло, как зверь в неволе.
 
Так и я продолжаю опять
комнату номер тринадцать искать.
 
Бездну диких пустых пейзажей
вмиг заполнила близость наша,
и пока мы детей растили,
разлетелись друзья. Уходили,
оставляя на сердце меты
и на память – полоски света,
становились далёким прошлым – 
и возможным, и невозможным.
 
 
Только я продолжаю опять
комнату номер тринадцать искать.
 
Что скрывается за дверями,
мы, пожалуй, не знаем сами:
путь вовнутрь или путь наружу,
прочь от смысла – и к чувствам, в душу.
Дёрни ручку, войди не глядя,
пыль сметая с зеркальной глади,
так, как будто бы там – завет.
Только память бормочет: «Нет».
 
Всё же я продолжаю опять
Комнату номер тринадцать искать.
                                                            Июль 2013
                                                            (Перевод с немецкого Натальи Горбатюк)