Рудольф Еременко
Рудольф Еременко родился в Ленинграде и жил в этом городе до самого отъезда в Германию. После окончания медицинскго института почти 10 лет работал врачом футбольной команды «Зенит», а в свободное время начал писать юмористические обозрения и сценарии капустников. Послe окончания Института культуры стал кандидатом наук, доцентом и приват-профессором. Им написаны сценарии более чем к сорока театрализованным праздникам и представлениям. По его пьесам шли спектакли в Петербурге, Норильске, Волгограде, Новосибирске и других городах, по его сценарию поставлен фильм “Невские мелодии”, а на телевидении – мюзиклы “Конёк-Горбунок” и “А король-то, голый!” Обладатель звания «Лауреат всесоюзного конкурса драматургов эстрады», член «Союза литераторов России» и «Союза концертных деятелей России». Постоянный сотрудник газет «Русская Германия», «Русский Берлин», «Рейнская газета», где уже более 10-и лет ведет рубрику «Комментарии из- за угла». Автор книг «Тут и там» и «Комментарии из-за угла».
ВЕЛИКАЯ СИЛА ИСКУССТВА
Я хочу рассказать небольшой эпизод из жизни великого артиста Аркадия Райкина.
Уже много лет я писал для эстрады монологи, фельетоны, сценки, добился какого-то успеха – стал лауреатом Всесоюзного конкурса эстрадных драматургов, мои произведения исполняли многие артисты. Но, как каждый автор в этом жанре, мечтал, чтобы мои произведения исполнял великий Аркадий Райкин.
И как-то раз дома у меня раздался телефонный звонок. Звонил мой товарищ по эстрадному цеху Семён Альтов. Надо сказать, что я в то время завидовал ему белой завистью, ведь Райкин играл его программу «Мир дому твоему».
- Рудольф, - сказал он. – Я звоню тебе от Аркадия Исааковича. Я рассказал ему твою венгерскую историю. Он хочет встретиться и услышать её от тебя. Он считает, что она может лечь в основу будущей программы. Ты мог бы сейчас подъехать?
Мог бы?! О чём разговор. Мог бы подъехать к Райкину! Да я…
Но прежде вкратце, насколько возможно, должен пересказать ту историю, хотя сделать это чрезвычайно трудно. Так как читатель может не уловить приключенческий сюжет и тему, а ведь именно они в первую очередь приглянулись мастеру.
Итак, я возвращался из Венгрии от своих друзей. Это было время, когда там ещё находились советские войска. Было лето, и офицеры с семьями ехали в отпуск на родину. В составе, идущем в Москву, было два вагона, которые отцепляли во Львове, прицепляли к другому составу и отправляли в Ленинград. Мест, по причине офицерских отпусков, в этих вагонах не было. Пришлось брать билет в московский с надеждой во Львове пересесть на какой – нибудь ленинградский поезд. Распрощавшись на перроне вокзала со своими венгерскими друзьями, не буду скрывать, слегка навеселе, я пошёл в купе.
За столиком, уставленным огромным количеством бутылок, сидели три старших офицера. В отличие от меня, уже сильно навеселе.
Далее события развивались по известному как в жизни, так и в литературе сюжету под названием «Русский загул».
Понятно, что через некоторое время в нашем купе уже были офицеры из соседних купе и, конечно же, проводник вагона. Узнав про мои сложности с билетом, он исчез на время, а затем явился с проводниками из ленинградских вагонов. После второго стакана «Паленки», венгерской сливовой водки, один из них вспомнил, что у него в вагоне есть свободное место. Откуда оно у него оказалось, было непонятно, да это и не важно, важно, что оно было. И вся компания, подхватив мои вещи, во главе со мной и проводником двинулась в ленинградский вагон.
В купе со свободным местом нас ожидала следующая картина: проход был забит сложенными венгерскими коврами, которые в то время в связи с относительной дешевизной были особенно любимы в семьях офицеров. На них стоял ночной горшок, на котором восседал, с соской во рту мальчуган, с видимым удовольствием занимаясь делом, содержание которого не оставляло сомнений из-за запаха и звуков. На нижних полках, поджав ноги, сидели его родители. С одной из полок раздался храп. Четвёртая полка действительно была свободна.
Я забросил свои вещи на полку, переоделся в туалете в спортивный костюм и домашние тапочки и… Я так подробно остановился на начале этой истории, чтобы стало понятно, почему я снова оказался в московском вагоне.
Я проснулся от богатырского храпа моих попутчиков. Поезд, медленно набирая скорость, двигался вместе со мной…в Москву, а мои вещи, документы, билет, деньги – в Ленинград.
На этом затянувшаяся завязка моей приключенческой истории заканчивается и начинается, как пишут в учебниках драматургии, основное действие. И хотя именно в нём основная соль, я должен быть по-прежнему конспективным в изложении, так как эпизодов этого приключения очень много. Я уверен, они были бы интересны читателю, но об этом, как говорится, в следующий раз. А сейчас мы должны оставить только то, что поможет понять, что в ней заинтересовало Райкина.
Итак, я ехал в московском направлении. Затем меня пересадили на другой поезд, в сторону Львова, затем на следующий, и уже потом на тот, который привёз меня во Львов. И всё это делали проводники, дежурные по вокзалам, начальники станций. Все они выслушивали историю моих мытарств, созванивались со Львовом, угощали кто чем мог и, естественно, посылали кого-нибудь за бутылкой. Именно по-этому, видимо, как-то скрашивалась трагичность ситуации, а оставалась комическая её сторона, которая виделась особенно в зеркале, когда мне удавалось где -нибудь помыться: кандидат наук, доцент, заросший, в тапочках, спортивном костюме, без документов и денег, где-то на просторах огромного СССР.
Во Львове меня накормили, отдали телеграммы, в одной из которых говорилось, что вещи мои переданы проводникам и едут в Ленинград, а в другой, что билет мой лежит у дежурного на вокзале в Вильнюсе.
На Ленинградский поезд проводник, выслушав мою сагу, посадил меня бесплатно, выдал постельное бельё, сосед по купе дал бритву, а старушка угостила домашней снедью, которую везла дочери и внучке в город Лугу.
Через двое суток на Варшавском вокзале Ленинграда меня встречали мои проводники из ленинградских вагонов и повели на запасные пути, где стояли эти вагоны и где они спали и жили всё это время и берегли мои вещи. Я думаю, не только из альтруизма. Наверное, они боялись сдать их – вдруг что-нибудь пропадёт, пассажир устроит скандал, и их снимут с международного рейса. А тогда это была элитная работа, валютная. И всё же, всё же…
Вот такая история. Аркадия Исааковича заинтересовали в ней не отдельные эпизоды, как я потом понял. Придумать можно и поинтереснее, и посмешнее ( хотя разве могут быть истории интереснее, чем нам подсовывает жизнь?). Заинтересовало и увлекло его то, как самые разные люди помогали человеку постороннему, в общем-то, в беде. Ну, и как профессионала его заинтриговала возможность использовать приключенческий сюжет, которого в программах его спектаклей ещё не было
Итак, мы остановились на том, что я стремглав несся на свидание с любимым Артистом. Я жил у Летнего сада, а ленинградская квартира Райкина была на Кировском проспекте, так что через 30 минут я уже звонил в его квартиру.
За дверью я услышал знакомый ещё со школьных времён слегка глуховатый голос Райкина. Сам он называл свой голос «сиповатым». Я, конечно, смотрел все спектакли театра Аркадия Райкина и не просто огорчался, а страдал от того, что Аркадий Исаакович в последних программах стал сдавать, не как артист, естественно, а как человек: сказывались многолетняя непомерная нагрузка в спектаклях, здоровье, возраст. Он иногда забывал реплику или сбивался. Помогал ему во время представления сын Константин. И хотя мы, зрители, конечно, прощали любимому артисту всё, но было горько от сознания, что не вечна в этом мире жизнь, даже великих.
Будучи медиком по своему первому образованию, я, слыша только его голос, даже не видя, чувствовал какую-то слабость в нём и нездоровую усталость.
- Сенечка, - услышал я, -откройте, пожалуйста. Это, наверное, он.
Дверь мне открыл Семён Альтов. За ним медленно…не шел, а брёл по коридору Аркадий Райкин. Это был не тот живой, искрящийся, брызжущий энергией великий комик, буквально вылетающий из-за кулис, каким мы привыкли видеть его на сцене, а усталый, исхудавший, больной человек. Он вяло пожал мне руку, слабо улыбнулся, поздоровался, пригласил в кабинет.
«Зачем я здесь? – вдруг с горечью подумал я. – Какая венгерская история, какая новая программа?! Ему нужна не программа, а отдых и лечение!»
Аркадий Исаакович медленно опустился на диванчик, с большим трудом положил ногу на ногу.
«Мне Сенечка рассказал вашу историю, - очень тихо произнёс он. – Очень забавно. Я бы хотел, чтобы вы мне рассказали её сами.»
Каждому из нас, читатель, конечно, приходилось в жизни рассказывать какую – нибудь историю. И вы знаете, чтоб это было интересно, слушателям нужен не только интерес к самому рассказу, но ещё, что называется, кураж, смелость, раскованность рассказчика. Вы должны хотя бы немножко превратиться в артиста, и тогда даже не очень интересная история может заинтересовать слушателей и стать маленьким спектаклем. И наоборот: без куража можно загубить самую увлекательную, самую весёлую историю.
Именно последнее ожидало меня.
Потухшие глаза, опущенная голова, согбенная спина Аркадия Райкина… Какой кураж? Какой спектакль? Я мечтал о такой встрече много лет, и вот ОНА, а мне хочется бежать, исчезнуть.
- Я слушаю, - тихо произнёс Аркадий Исаакович.
Отступать было поздно. И я начал..
Историю до этой встречи я рассказывал уже несколько раз. Она обросла смешными деталями, другие, ненужные, ушли. Стала динамичнее, короче. Постепенно превратилась в рассказ. И я начал. С трудом. Как суровую необходимость, как трудное дело, которое раз уж взялся, так надо доделать.
Я к тому времени был аттестован как автор-исполнитель и, как многие авторы, выступал с чтением своих произведений с эстрады, вроде бы немного поднаторел в этом деле и надеялся, что какой-то приобретённый опыт меня выручит. Но, поверьте, выступление перед тысячной аудиторией на стадионе ничто по сравнению с этим коротким выступлением перед великим мастером.
И я начал… И вот что интересно: если бы это был придуманный рассказ, я, быть может, с горем пополам, на голой технике, как говорят в театре и спорте, провякал бы его, но это случилось со мной, это был кусочек моей жизни, и я стал заводиться. Всё постепенно оживало перед моими глазами. Оживал и я. В какой-то момент я взглянул на Райкина и… обомлел, на секунду даже остановился и потерял нить рассказа.
Передо мной был ТОТ, прежний Райкин. На лице была улыбка, глаза блестели. И дело было, конечно, не во мне, а в материале. Он уже проигрывал его, переживал:
- Ну, ну, а дальше? – подбадривал он.
Затем вдруг сбросил ногу с колена, живо, быстро, энергично вскочил, именно вскочил и зашагал по кабинету между мной и Альтовым. Я закончил рассказ. И началась работа. Смысл замечаний и предложений Аркадия Исааковича сводился к следующему. Для спектакля нужны разные типажи. Разные люди встречаются на пути главного героя, и с разными судьбами, характерами. Встреча с ними в разных обстоятельствах, ситуациях будет организовывать сюжет. Люди и встречи должны быть разными: и весёлыми и грустными и, может быть, даже драматическими. Намечающийся сюжет позволяет это. Может быть, даже любовь какая-нибудь появится, а значит, и лирика.
Аркадий Исаакович помолчал, улыбнулся:
- А водки поменьше, хотя в такой ситуации без неё трудновато.
Мы говорили, спорили, доказывали друг другу, как люди одного возраста, положения. Молодые, здоровые, полные сил и энергии, занятые любимым делом.
- Давайте, Рудольф, Сенечка, подумайте. Это может быть интересно. Продумайте сюжетный ход, набросайте парочку эпизодов.
Он плюхнулся на диван довольный, энергично забросив ногу на ногу. А я о чём-то то ли заговорил, то ли заспорил с Альтовым, стоя спиной к Райкину, а затем, чтобы спросить его мнение, повернулся к Аркадию Исааковичу лицом…
Передо мной, закрыв глаза, снова сидел очень немолодой человек, почти старик с усталым лицом. Одна рука, лежавшая на колене, дрожала. Лицо посерело. Мне даже показалось вдруг, что это другой человек, правда, чем-то напоминающий артиста Аркадия Райкина.
Сеня потянул меня за рукав. Мы вышли в коридор. Сеня стал договариваться со мной о сроках. А я думал: «Какие сроки, какой спектакль?»
…Конечно, великая сила – искусство, но и оно бывает бессильно.
Вскоре великого Райкина не стало.