Владимир Этин

Владимир Этин родился в 1939 году в местечке Червони Викна Одесской области.Высшее образование получил в Москве. По профессии биолог, участник многих научных экспедиций, имеет печатные труды. Действительный член старейшего в России Московского общества испытателей природы .
Профессиональный фотохудожник. С осени 2002 – житель Потсдама. Член «Литературно-художественной мастерской «Потсдам».
6 февраля 2015 года Владимир Этин ушел из жизни.

 

 

Галина Русакова

Вспоминая Володю Этина

«Некоторые мгновения в жизни чудесны, некоторые ещё чудеснее,

а некоторые достойны того, чтобы писать о них»

Чарльз Буковски

Озеро «Горбатое»
 

Наташа Горбатюк,  главный редактор интернет-журнала «Лик» в ответ на мое письмо в редакцию, последовавшее после того, как я узнала, что дорогой для меня человек, Володя Этин ушел из жизни, написала: «Пока о человеке вспоминают, душа его живет». Кто-то из великих сказал, что жизнь не заканчивается с физической смертью человека, а дýши – это неделимые атомы, которые блуждают по Вселенной.
Что можно сделать сейчас, когда один человек ушел, а другой остался? И уже не представится возможность повернуть время вспять. Чем больше я забираюсь в свою память, тем дальше отхожу от реальности, выпадаю из нее. На исходе каждого дня я начинаю чувствовать предстоящую беседу, не имеющую никакого отношения к реальности. Тем не менее это беседа двух людей, разделенных не только временем и расстоянием, но и физическим отсутствием одного из них. Эта странность сначала увлекла меня, потом напугала, затем снова ввергла в водоворот воспоминаний, смешанных с иллюзорным представлением событий, встреч, бесед. А потом подключилось обоняние. Это логично, говорю я себе. Близкий, родной тебе человек ассоциируется не только с тембром голоса, никогда не повышающимся даже на полтона, со свойственными только ему интонациями, но и с запахом, сохранившимся на каком – то непостижимом молекулярном уровне.

Мое знакомство с Володей совпало с окончанием института. Это было повторное знакомство, первое состоялось намного раньше, но в моей памяти сохранились только обрывки детских воспоминаний, связанные с большой компанией ребят, обитавших во дворе дома № 28 по улице Горького, ныне Тверской. И учились мы, как оказалось позже, в одной 175 школе. Разница в возрасте почти в 13 лет четкие очертания знакомства в моей памяти не оставила, а вот Володя каким-то образом вспомнил ту самую девочку, которая бегала за шумной компанией разновозрастных разгильдяев и  просилась поиграть с ними в «казаки - разбойники».              
Мне 23, я возвращаюсь домой от бабушки, стою на остановке автобуса, которого можно было ждать целую вечность. Июльский жаркий день. На остановке нас двое – я и весьма странный, но импозантный, с довольно большой бородой, да просто обросший молодой мужчина в очках, за стеклами которых смешливые глаза. Он явно с любопытством разглядывает меня, заставляя смущаться. Не выдерживает и, повергая меня в еще большее смятение, начинает «угадывать» мое имя, улицу, на которой прошло мое раннее детство, номер дома, школы.  Представьте себе на минуту эту картинку и мое состояние. Чародей, волшебник, фокусник, что еще может прийти на ум? Но тут показался долгожданный автобус, и я вскочила в него вместе с новоявленным экстрасенсом, который  возвращался домой от родителей, где отмечал свой день рождения, совпадавший с днем рождения мамы и наполненный впечатлениями после недавней экспедиции в Среднюю Азию.  
Как же быстро я попала под обаяние этого человека! Ждала каждой новой встречи, предвкушая бесконечные рассказы о Средней Азии,  экспедициях, животном мире, о выживании в крайне сложных и неподготовленных условиях. 
Перед выходом на свою первую по распределению работу я уехала по путевке в Подмосковный дом творчества. Смешно вспоминать, но бабушка, которая и организовала мне эту путевку, навещала меня вместе с Володей, приезжая и уезжая одной электричкой, и оба тащили мне банки с последней клубникой, пересыпанной сахарным песком. Мы гуляли по лесным просекам все вместе.
Был исход лета, и Володя предложил мне отправиться с ним на озеро «Горбатое», которое многие годы, сначала для него, а потом и для нас обоих стало местом слияния с удивительной природой, практически не посещаемым в те годы людьми. Володя заинтересовал фотографиями озера, его ледниковым происхождением и просто возможностью побыть на природе.
Итак, встреча на Курском вокзале, практически первая электричка до платформы «Воиново», поездка занимает около двух часов. Володя с тяжелым рюкзаком, а я (поход выходного дня) налегке. Одеты как туристы - штаны, кеды, панамы, рубашки с длинными рукавами, футболки. Обычный пригородный поезд с затуманенными окнами, которые Володя тут же открывает, впуская в душный вагон воздух, места на деревянных лавках лицом по ходу движения поезда. Я еще не до конца проснулась, поэтому слушаю Володю вполуха. Мелькающие за окнами пейзажи, стук колес действуют на меня умиротворяюще. Я засыпаю в вагоне, склонив голову на плечо Володи. Два часа для меня пролетают незаметно. На платформе мы первым делом направляемся к колодцу с невероятно вкусной водой, наполняем емкость для воды и вступаем на дорогу в лес, ведущую к озеру. 
Я люблю лес с детства, мой папа приучил меня чувствовать природу леса. По Павелецкой дороге мы с папой садились на последнюю электричку и доезжали до нужной станции, а там я засыпала, положив голову к нему на колени до первых лучей солнца. Папа будил, мы пили горячий чай из термоса и шли в лес. Раннее утро сопровождалось непрерывным щебетаньем птиц, брызгами росы с веток и трав, которые невольно задеваешь. Вот это пробуждение природы, невольное соучастие в происходящем волшебстве волновало так, что момент возвращения в город казался жуткой несправедливостью.
Вот и в тот раз, вступив в лес, я невольно ощутила  почти детское волнение. Идти просто по дорожке было неинтересно,  и я сходила с нее, углубляясь в лес, который удивлял своим разнообразием.  Володя не торопил и не подгонял. Лес менялся на глазах. Неожиданно превращался  из лиственного в хвойный. Даже от смены освещения он становился другим. Вышло солнце, и потянуло просто сесть на полянке, замереть в теплоте его лучей. Зашло солнце за облако, и можно вернуться на тропинку, ведущую к озеру.
А тут еще черника, голубика, в ход пошли крышка от термоса, какая то емкость. Володя посмеивался, наблюдая за мной, а главное, мы ни о чем не говорили. 
В лесу бессмысленно говорить, все житейское отодвигается на задний план, мельчает. Словно ум приходит в свое первозданное состояние покоя и равновесия.
И вот  постепенно достаточно густой лес начинает расступаться. Тропинка приводит к синей глади озера. Слиться с небом ему мешает только противоположная кромка берега с густым хвойным лесом.
Первое ощущение волшебства, сказки, в которой очутилась, настолько волнительно, что невольно испытываешь желание прикоснуться к сухой коре дерева, чтобы удостовериться в реальности происходящего, которая тут же начинает трескаться и распадаться на мелкие кусочки, возвращая к несомненности увиденного. 
Поиск полянки для отдыха оказался совсем простым. Заросли вереска манили своей утонченной красотой. Обустроились и, проголодавшись, позавтракали. И опять же Володя все предусмотрел заранее, включая провиант.  
А дальше началась «работа». Дело в том, что озеро «Горбатое» служило Володе не только местом уединения, но и наблюдения за стрекозами определенного вида Sympetrum danae. Это небольшие черные стрекозки с желтыми пятнышками. Почему именно они - так и осталось для меня загадкой. Над озером кружили настоящие красавцы: большие сине-зеленые «красотки», голубые стрелки, дедки и бабки, коромысла.
Мне вручался сачок, с помощью которого нужно было отловить нужный вид стрекозы, наиаккуратнейшим образом извлечь ее, пометить специальной краской и отпустить на волю. Честно говоря, вдумываться в истинное значение этого занятия не хотелось. Сам процесс напоминал скорее детсадовское прошлое, от того и радовал еще больше. А отсутствие комаров, как результат деятельности стрекоз, поедающих кровососущих, радовал еще больше. Совершенство тела стрекоз, красота полета, особенно сквозь тонкие стебли вереска доставляли эстетическое наслаждение.
Для Володи они служили объектом исследований биологической науки. Речь шла и о суточных ритмах стрекоз, и о влиянии солнечной активности на насекомых.
Меня же больше занимал вереск, листочки и цветки которого невероятно малы, но их так много.  Кажется, ты лежишь в нежном розово-сиреневом облаке. Но мои попытки сорвать и привезти домой веточки вереска, как и другие полевые цветы, нарывались на укоризненный взгляд Володи. Усердно обижалась, но недолго. Возвращаясь, уже на вокзале, Володя вручал мне после каждой поездки букет садовых ромашек, колокольчиков, астр. В те годы эти цветы продавали на вокзале дачники.
Каждый раз, покидать это невероятно сказочное место не было никаких сил. Я по природе созерцатель, к сожалению, лишенный таланта художника  или фотографа, как Володя.  Он умел запечатлеть на пленку, а потом передать на фотографии свой восторг и незабываемые чувства полученного восхищения от увиденной в лесу красоты.
Лучи дневного солнца на плавно меняющем свой оттенок небе искрились на глади озера, птичье пение к вечеру затихало, процесс укладки вещей в рюкзак я сознательно игнорировала, уходя в лес, чтобы попрощаться с ним до следующего раза.  
 

ОН БЫЛ ОДНИМ ИЗ ТЕХ, КЕМ ГОРДИЛАСЬ  НАША ЕВРЕЙСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ

Памяти Владимира Этина

Владимир Яковлевич Этин. Его имя знакомо ученым-биологам и членам Российского географического общества, путешественникам и полярникам. Его нет больше среди нас. Еврейское сообщество Потсдама понесло невосполнимую потерю. Милый, доброжелательный, очень скромный, дружелюбный, высокоинтеллигентный человек – вот те слова, что приходят на ум, когда вспоминаешь об этом человеке.

Владимир Этин был известным ученым-биологом. Он работал во многих уголках бывшего СССР и нередко путешествовал в одиночку по пустыням и полупустыням Средней Азии и Апшерона, работал в Заполярье, изучал насекомых в пустынях и лесах, писал научные статьи о южной и северной морской фауне. Такая, казалось бы, безобидная профессия!

Но сколько опасностей встречалось ему на пути: змеи и ядовитые насекомые, полярные морозы и раскалывающиеся под ногами льдины..
Владимир Яковлевич владел пером. Он был автором не только научных работ, но и художественных очерков. Некоторые из них были опубликованы в антологиях в рамках серии «Бранденбургская мозаика».

К научному популяризаторству его тянуло давно. Так, еще совсем молодым, он вместе с Дроздовым разработал концепцию популярной телепрограммы-долгожительницы «В мире животных». Дроздов стал ее постоянным телеведущим, а Владимир Этин, подарив свои идеи и вложив немалый труд в продвижение передачи, продолжил работу в экспедициях, отправился прокладывать новые для инсектологов маршруты.

Пытливый ум, высокий интеллект он реализовал не только как ученый, но и как изобретатель. Он изобрел прибор, дающий возможность избавиться от опасности быть укушенным клещом и заболеть боррелиозом, весенне-летним энцефалитом.
Эта разработка была по достоинству оценена, получив Золотую медаль Всемирной выставки.

Владимира Яковлевича похоронили на Новом еврейском кладбище, участок для которого был выделен на городском кладбище, что находитсся около Главного железнодорожного вокзала Потсдама.
У Владимира Этина не было родных в Потсдаме, но сколько же людей пришло проводить его в последний путь! Раввин Еврейской общины Потсдама Нафтоли Суровцев провел траурную церемонию, молодой голос произносил на иврите древние молитвы, им молча внимали десятки людей, пришедших проститься с Владимиром Этиным. С благодарностью

вспоминали люди о том добром, что сделал для них этот уже не молодой и не совсем здоровый человек отнюдь не богатырского телосложения: добрый совет, вовремя сказанное слово поддержки, высокопрофессиональная консультация по вопросам патентоведения в Германии и в России...

Он нес людям тепло и свет, улыбку и хорошее настроение. Он был одним из тех, кем могла гордиться наша еврейская эмиграция.

Его нет, но жива память о нем.

Зихроно ле Враха.

                                                                                                    Фируза Талыбова

ВЛАДИМИР ЭТИН

СКАЗОЧНЫЙ ДВОРЕЦ ИЗ БЕЛОГО ТУМАНА

                                                  (Из записок  полевого биолога)

                                                                    „Лучше гор могут быть только горы,
                                                                                  На которых еще не бывал“
                                                                                                          Вл. Высоцкий
                                                                    „Страшнее гор могут  быть только горы,
                                                                     из  которых вер­нуться  нельзя. 
                                                                     Лучше гор могут быть только горы,
                                                                     из которых вернёшься …“ 
                                                                                                            Альпинисты

Путешествуя по стране сказок, живя в сказочном сюжете вместе с его героями, малыш испытывает блаженство, впрочем, как и взрослый.  Ведь в сказке все поступки совершаются без реаль­ной ответственности.

Но сейчас о другом.  О том,  как я оказался в чудесной сказочной стране –  Кабардино-Балкарии и как эта сказка стала былью, страшной  и опасной.  Однако все по порядку. Первый приезд в город Нальчик был столь же памятен,  сколь и авантюрен. Шеф сказал мне полгода назад: «Нам для исследований необходимы ле­тучие мыши,  напиши 50 стандартных писем и разошли по местам их возможного обитания в СССР.  По ответам решим,  как быть дальше».

Написал и отправил,  получил  три ответа. Письмо из Кабардино-Балкарского университета обнадеживало:  заведующий кафедрой зооло­гии  пригласил участвовать в организованной экспедиции.  Просил пре­дупредить телеграммой о выезде-приезде,  что мною и было сделано.

Вот и приехал. Город Нальчик,  столица Кабардино-Балкарии.  Вокзал. Стою на перроне с восемью местами на две руки: два вьюч­ных ящика,  2 цинковых «гробика»  для будущих сборов заформалинен­ных летучих мышей,  рюкзаки с продуктами,  которые в те времена можно было приобрести – уж точно – только в Москве. Все это завер­шала двустволка в чехле,  непонятно зачем взятая мною.

Кто-то помог мне выбраться из вагона,  и я остался на платформе с грудой вещей.  Пассажиры разошлись,  поезд ушел,   я – один в привок­зальном пространстве.  И почему-то никто меня не встречает.

Оставив на перроне все свои богатства,  (даже снял фетровую шляпу – папин подарок, в которой вид у меня был, как у абрека, здесь и своих хватает, думаю), отправился ис­кать грузовик. Так выйдет дешевле, ведь  в одну легковую машину весь ба­гаж не войдет.

Но мне всегда везло на встречу с добрыми людьми во всех моих экспедиционных поездках. Повезло и на этот раз! Чуть ли не первый встреченный мною юноша на вопрос,  как проехать в университет,  сказал, что он студент университета и спросил, чем  он может мне помочь.

Уже через несколько фраз мы нашли общих московских знако­мых. Он сказал,  что зовут его Сафар Эффендиев,  что он знает московского про­фессора Кузякина – автора единственной монографии о летучих мы­шах.  Узнав о цели моего приезда,  сказал, что это его кафедра, и что ее за­ведующий пригласил меня в экспедицию,  которая уже 3 дня как уе­хала. Мой вопрос  «Как же так?»  задать было некому.

С истинно кавказским гостеприимством он помог: нашел грузовик,  мы погрузились и через 15 минут оказались в университете на кафедре.

«Остановился»  я на столах в зоологической аудитории,  спал на составленных двух длинных столах в спальном мешке,  и мне надлежало исчезнуть к 8-ми утра – к началу занятий студентов.

На следующий день я узнал,  что к тому же заведующий кафедрой не предупре­дил меня о необходимости оформить специальный пропуск в пограничные районы.  Догонять,  как сгоряча было решил,  смысла не было.  Команди­ровка,  задание... Как же мне быть?  Ведь я не был готов к самостоятельным поискам в этой неведомой мне стране.

Так началась моя жизнь в Нальчике.

Сафар пригласил меня в гости к его брату в селение неподалеку от города Тыр­ныауз в Баксанском ущелье. Надо сказать, что Тырныауз – место, широко известное геологам и альпини­стам.

Рано утром мы вышли из дома, и брат Сафара  после недлинного пути вдоль реки Баксан  указал рукой на тропу,  уходящую куда-то вверх.  Объяснив еще раз,  как идти к пещере,  где я обязательно встречу «миллион» летучих мышей, он пожелал мне их поймать и попрощался, пообещав,  что привал я смогу сделать в коше,  где ночуют и охраняют свои отары овец пастухи.  Они на­кормят и проводят до места,  помогут,  в чем будет нужда. Мол, всё дого­во­рено. Однако последующие события показали совсем иное.

С полевой сумкой на боку, в которой тетрадь и пачка сахара на всякий случай,  я перебрался через грозный и шумный горный поток.

Запрокинув голову, я увидел уходящую вверх овечью тропу – прорубленную узкую полосу вдоль скального массива.  Остано­вился,  задумался. Страшно? Очень,  чего себя обманывать.  Но ведь и пастухи, и овцы передвигаются по этому узкому серпантину. Боюсь?  Ничего я не боюсь.  И ноги понесли меня по тропе в поднебе­сье. 

Не глядя вниз,  где шумел грозный Бак­сан,  бодро шел без остановки 3,5 часа.

Однако в какой-то момент не утерпел и глянул вниз,  куда отвесно уходила стена вдоль тропы.  Отшат­нувшись, прижался плечом к стене. 

Но вот закончилась тропа вдоль скалы-стены, и под ногами уже нор­маль­ная,  поросшая травкой площадка.  Иду вперед – никого.  Позвал каки­ми-то бал­карскими словами,  которые мне Сафар назвал, – тишина.  Вот тропа,  иду по ней  и подхожу к ограждению для овец из штакет­ника.  Ти­шина и пусто­та. Овец нет. Сарайчик – домик пастухов, –  пуст: ни спро­сить,  ни узнать. А ведь Сафар обещал, что мне помогут! Что же делать,  ведь обидно уйти ни с чем?  Мо­жет, само­стоятель­но побро­дить и что-нибудь интересное встретить?

Нарисовал в тетради,  как расходятся передо мной тропинки,  по­смот­рел на солнце (ведь даже компаса нет). Такой вариант не был мной преду­смот­рен. Осмотрелся и пошел вперед.

День становился все более солнечным,  серое небо очистилось и стало ясным.

Это было приятно.  Стало очень интересно,  когда тропа от пусто­го овечьего коша вывела на плато и повела дальше.

Гостеприимные пастухи,  обычно узнав, что пришедший не ту­рист, а рабочий человек, встречали приветливо,  дели­лись едой,  угощали куском сухого черека (выпекаемого ими хлеба) и кружкой айрана (густой простоквашей). Это мо­жет быть и завтраком, и обедом, и ужином.  Весьма питательно. Но меня, похоже, никто не ждал.  С собой были только кусочки са­хара.  Что ж, при­сел  и сгрыз несколько штук.

По мере продвижения тщательно рисовал схемы троп. И пра­вильно делал,  через какое-то расстояние оказалось много развилок среди хол­мов и скальных нагромождений,  поросших кустарни­ками и травой.

Местами тропа уводила резко в сторону, и появились такие мысли:  ведь здесь водится снежный барс,  охот­ники в Нальчике говорили.  Он может прыгнуть сверху  из зарослей на идущего по тропе человека!  Что тогда делать?  Самодельный кинжал у пояса против такого зверя не поможет.  Однако я шел дальше, предельно внимательно  вгляды­ваясь и вслушиваясь.  Еще надо бояться встречи с кабаном: он агрессивен, может наброситься на человека от ис­пуга,  а ведь тропа такая уз­кая.  Но решил не таиться, а  идти вперед. Иногда я останавливался и отмечал, с какой стороны находится солнце. Спустя  некоторое вре­мя  солнце оказалось закрытым легким белым облачком.  

Так и продвигался вперед.  Но куда же я иду?  Где обещанная скала с большой пещерой?  Нет скалы, нет пещеры, и  теперь уж совсем непонятно,  куда следует идти дальше.

В какой-то момент подошел к месту,  где от тропы уходит в сторону очередная тропинка,  огибая  высокий холм. Пошел по­глядеть, может быть,  за этим холмом нахо­дится что-нибудь интересное...

Два дня назад, оказавшись в Че­гемском ущелье,  иг­нори­руя опасность, стал взбираться  по уходившему в подне­бесье  кру­тому длиннющему склону,  который походил на гигант­скую крышу де­ревенского дома,  покрытую скользкой сухой со­ломой. Взбирался я все время правым боком,  выбирал опору,  руками цеп­лялся за кустики.  Случалось, ноги  соскальзывали, но я продолжал  очень медленно ползти вверх.  В голове звенел вопрос:  «А что там?».

С трудом добравшись до верха,  стоял, словно на крыше мира.  Правда, я весьма рисковал при этом, так как запросто мог ска­титься с этой  скользкой «крыши»,  а внизу – узкая тропа над пропастью. Однако мое упорство было вознаграждено. Мне открылась сказочная красота:  величествен­ные вершины,  ост­роконечные пики, а я возвышаюсь над всем этим...  Точнее пушкинских слов  «Кавказ подо мною,  один в вышине…»  не существует,  чтобы передать  чувства, охватывающие при виде та­кой грандиозной пано­рамы.

О спуске я подумал,  когда утихли мои восторги.  Вниз идти оказалось намного тяжелее,  чем наверх. Спустившись, присел на узкую тропу над об­рывом,  взглянул вниз.  Лучше бы я этого не делал, так как низа, как такового, видно не было.

Горы – это всегда очень серьезно, и при любом восхождении нужно всегда думать о спуске. Но как же быть сейчас? Как вер­нуться назад и не заблудиться?

Не успел об этом подумать,  как заметил, что солнечный свет почти погас,  небо стало сереть.…  Почти внезапно  во­круг меня как бы засереб­рился воздух.  Погля­дел наверх:  с неба стали спускаться мо­лоч­ного цвета воздушные массы,  не прошло и минуты,  как я оказался окута­н­ным белой мглой.  Еще через минуту я уже не мог разглядеть кончики пальцев вытянутой руки.

«Без паники! Такое тебе уже знакомо», - сказал я вслух сам себе.

В Гренландском море дважды довелось попасть в густой снегопад и на Мангышлаке жить в плотно-белесом воз­душном  «молоке» полторы не­дели…

Надо было возвращаться.  Те­перь быстрая ходьба сменилась очень медленным дви­же­нием, причем в неизвестном направлении.

Шел, как слепец, на ощупь. Как говорят мо­ряки, «движение в мо­локе».

Но вдруг резкий порыв ветра раздвинул  массы тумана,  высвободив луч солнца, и на мину­ту мне от­крылась дивная,  сказочная картина: я находился в бело-мраморном дворце, светящемся ма­тово-хру­сталь­ным цветом голубого льда, в царстве  Снежной Королевы, и я почувствовал себя Каем, героем сказки Андерсена.

Но вскоре ветер исчез,  и я оказался опять в молочной мгле.  Как и куда идти?

По роду своей работы мне приходилось не раз попадать в различные передряги:

несколько раз тонул,  но выплы­вал из последних сил,  в тайге заблудился, но не пропал. А сей­час?  В та­кой дивной сказке со мной ничего плохого не должно случить­ся!  Время шло,  а вокруг было всё белым-бело.

Соскучиться возможности не было:  разнообразные картины  перед глазами  все время сменяли друг друга.  Кусты и травы словно были под­ве­шены в молоч­ном пространстве, нижней их части видно не было.  Когда туман разряжался,  из белого он становился сиреневым, казалось, кусты и травы как будто плыли в сиреневом тумане. Вот ветер мягко шевельнул белую облачность,  и рядом возникло де­рево,  которое смотрелось, словно древо познания: ветви были уве­шаны по­лупрозрачными качающимися плодами,  растущими из тумана. 

Еще несколько раз пробивались лучи солнца, и разноцветье пучков света окрашивало все вокруг себя сказочным светом, разрисовывая дворец Снежной Королевы разными красками. Но через мгнове­ние солнечные лучи исчезали – и всё опять становилось бе­лым. 

Этот сказочный дворец, похоже, стал для меня капканом. 

Даже не знаю,  сколько часов прошло... Вдруг спра­ва  послышался странный звук.  Мучи­тельно напряг память.  Ни на что не похоже:  не птица, не зверь.  Не знаю,  что за звук. Пошел на этот звук, который то появлялся, то исчезал, словно манил меня к себе. Сделав очередной шаг,  я замер  перед следующим...  Нога повисла в воздухе.  Ветер вдруг разорвал на мгновение невероятный туман,  и я увидел вертолет, промельк­нувший в тумане намного ниже того места, где я стоял.

Я – у края стены,  внизу бездна...  Край стены и жизни.

Отшатнувшись назад,  шлепнулся на траву. Даже не ус­пел испугаться.  Ужас охватил меня позже.  Опомнившись,  понял: меня спас звук летящего вертолета, доносившийся снизу.  Из-за сильно разряженного воздуха вертолет не смог подняться.    Ну, вот и тропа,  уходящая вниз.  Медленно, почти на ощупь пошел по ней,  словно вырвался из небытия.

Снизу донесся страшный грохот:  видимо,  что-то случилось с верто­летом.  Позже узнал, что оба летчика чудом спаслись.

Да и я вернулся живым из сказочного дворца!

Постскриптум

Спустя несколько месяцев мне необходимо было вновь повторить поиски пещер,  пока не выпал снег.  Но не повезло.  Снег выпал, и весьма обильный...

 

ГРОЗА В ПУСТЫНЕ КЫЗЫЛКУМ

(Из записок полевого биолога)

(печатается в сокращении)

Как всегда, еще по холодку (весенние утренники в пустыне прохладны), мы вышли на свои маршруты,  разделившись по направлениям. После ночной прохлады жизнь по поверхности песка струилась с максимальной активностью.  Идем и внимательно смотрим  под ноги: определяем виды муравьёв и их интересность для дела. Вдалеке виднеется совершенно необычный для этой местности холм, вызывающий откровенное любопытство.

Усиливающаяся жара прижимает всё живое к песку.  Ящерицы-круглоголовки и прочие рептилии, словом,  все,  кто умеет,  уже закопались вглубь,  где песок не так накален,  как  на поверхности.  Не видно даже следов змей на песке.

Мы как будто плывем в горячем воздухе, мокрые и потные в своих штормовках.  В таком пекле воображение не включается , чтобы хоть на мгновение вспомнить нашу предыдущую  Гренландскую экспедицию. Не удается даже вспомнить холод,  чтобы хоть на секунду себя остудить.  Спасает же при температуре воздуха около +50  градусов по Цельсию только крепкий горячий чай из фляжки. Но вот солнце скрылось за серую облачность – стало холодно,  какая-то неявная,  неочерченная тучка роняет капли дождя. Мы шли более двух часов, пересекли  в одном месте солончак,  дальше пошли по такыру –  растрескавшейся глинистой почве.  Вот остался позади участок скучной, неприветливой полупустыни. И так хочется сказать: "вдруг!" –попали в настоящую весеннюю полупустыню. Мы словно переступили незримый порог и оказались в другом мире, где царило  весеннее буйство жизни: зеленели кустарники, вылезшие из своих укрытий насекомые торопились оставить потомство.

Над  головой – безоблачное небо серо-голубого цвета.  Ничто не предвещало  неожиданности. Мы приблизились к подножию холма и начали подниматься наверх.  Преодолев подъем, оказались на территории мусульманского кладбища, в центре которого увидели небольшой мазар,  мусульманский аналог православной часовни.

Сверху  с холма смотреть на мир вокруг нас было очень интересно,  и мы вертели головами на все 360 градусов, словно птицы- вертишейки,  потрясенные открывшимся видом.  Насколько глаз мог достать  – не было видно никаких следов присутствия или деятельности людей.  Вокруг нас была настоящая пустыня  с редкой растительностью:  редкими деревьями,  кустарниками, травой.  Островки песка выглядели,  словно желтые огромные окна,  а растения воспринимались,  как зеленые обрамления этих желтых окон,  на которые немыслимо щедро льет свои лучи солнце. Где-то в стороне текла река Сыр-Дарья.

Мы вошли в незапертую дверь мазара, судя по скрипу петель сюда давно никто не входил,  и оказались в круглом,  диаметром 6 – 7 метров,  пустом помещении,  с куполом  высотой около 3,5 метров.  На стенах были видны  темно-синие рисунки,  местами очень хорошо сохранившиеся. 

Вдруг внутри помещения стало быстро темнеть.  Мы вышли из здания посмотреть, что происходит. Солнце исчезло,  небо как будто разделилось на две части: одна оставалась ясной, а на другой возникло нечто похожее на настоящие тучи,  столь привычные нам  в средней полосе России и совершенно необъяснимые,  неожиданные тут!

Вдруг густо-фиолетовое небо перечеркнула сначала одна молния,  потом другая,  и через сколько-то минут  раздался грохот. Казалось,  он  упал на нас из вселенной,  а затем вниз рухнула стена воды, будто рядом с нами с шумом загремел Ниагарский водопад,  невесть откуда здесь оказавшийся.  Я посмотрел на часы и при свете очередной вспышки молнии успел разглядеть на циферблате 11 часов 15 минут. Мы спрятались в мазар, по стенам которого полились потоки воды,  старое перекрытие дало течь.  Мы встали в центр под купол,  где было еще сухо.  Стояли  и смотрели в приоткрытую дверь:  у входа на поверхности текущих потоков воды плясали огромные воздушные пузыри,  и почти вертикальные струи из далекой выси били по мечущимся пузырям.  Гром грохотал почти не переставая.  Тут к шуму,  скорее к грохоту падающей воды,  добавились новые звуки – стук-стук, стук-стук, и мы  увидели,  как в настежь распахнувшуюся от резкого порыва дверь что-то сыплется,  словно из мешка.  Это ветер закидывал на порог крупные градины  размером с  грецкий орех.  Разверзлись хляби небесные!  Ливень закончился в полдень,  ровно через 45 минут  также стремительно и неожиданно,  как и начался.  Рисунки на стенах вокруг нас под куполом настолько потемнели от пропитавшей их воды,  что уже ничего нельзя было разглядеть.

Мы вышли наружу из нашего необычного укрытия.  Прошла минута, другая.  Вся природа блаженно успокоилась.  И вот солнце опять светит и жжет.  От мокрого и темного песка пошел пар,  похожий на тот,  что поднимается над кухонной кастрюлей,  в которой что-то кипит.  Еще через сколько-то минут поверхность песка посветлела и приобрела привычный желтый цвет. И тут мы заметили множество тёмных кругов вокруг могил,  которые казались ещё более темными среди высохших песчаных дорожек старого кладбища, будто ливень и эта необычная для пустыни гроза позволили  ненадолго проявиться или обозначиться на поверхности песка физической сущности людей,  выглянуть из небытия на короткое время. Примерно через час  эти круги исчезли,  а мы пошли искать гнезда муравьев нужных видов и аккуратно собирать их в "морилку" (специальную баночку).Такова жизнь полевого биолога.

 

                    ФОТОРАБОТЫ ВДАДИМИРА ЭТИНА